Тренеры по лечебной физкультуре любят рассказывать про свою школу и свой собственный метод, но мало у кого практика распространяется за пределы одного спортзала. Система доктора Сергея Бубновского используется в сотне лечебных центров, практикующих под его именным брендом. Немногие из них ему принадлежат, но доходы приносит каждый. Бубновский рассказал VADEMECUM, где, на его взгляд, проходит граница между терапией, хирургией и лечебной физкультурой, и как он контролирует эту границу.
– У вас на сайте путаница. То вы обещаете «восстановить» поврежденные артрозом суставы, а то – просто «затормозить» развитие болезни. Это разные вещи. Чему верить? Врачи говорят, что заново вырастить поврежденный хрящ невозможно.
– Артроз – деформация суставных поверхностей, нарушение целостности хрящей, их соответствия друг другу. Сустав при этом уже не может нормально работать, он естественно угасает. А дальше начинается цепная реакция. Дело в том, что суставной хрящ в основном получает питание через синовиальную жидкость. Чтобы она омывала все его части, нужно движение. А тут подвижность уменьшается, и начинается атрофия окружающих сустав мягких тканей. Питание нарушается, процесс прогрессирует. Вообще, все заболевания суставов (и позвоночника), кроме заболеваний ревматоидного характера и онкологических заболеваний, относятся к тканевым дистрофиям. И они лечатся только упражнениями. В этом мои взгляды имеют отличие от существующей практики. Хрящ не восстанавливается. Но без хряща коленный сустав может работать много лет, если выполнять правильную гимнастику, которая заставит работать ткани вокруг сустава.
– То есть, по‑вашему, если делать правильные упражнения, можно так и жить с артрозом без операции?
– За счет включения периартикулярных тканей человек может достаточно долго продержаться. Но если состояние, несмотря ни на что, становится все хуже, ничего не поделаешь, нужно делать эндопротезирование. Но до него необходима подготовка, а после него – реабилитация. Она в России на уровне плинтуса – это набор случайных методов. Вот выходит окровавленный врач из операционной, у всех вопрос: больной будет жить? А меня интересует, как больной будет жить. Если тело больного не готово физически, человек немощен, то любой наркоз, операция отнимут все силы. Нужно найти время для подготовки организма, почистить его, как говорят в народе, создать мышечную память. А потом уже, когда пациент перенес постельный режим и лекарственное отравление (так я называю наркоз), его надо срочно восстанавливать. У нас же реабилитация начинается обычно спустя несколько месяцев, когда человека уже настигает атрофия мышц.
– Движение и больше ничего? Лекарственную терапию вообще не признаете?
– Все остальное – имитация лечения. Хондропротекторы – это не лекарство, это бизнес‑проект. Что касается обезболивающих внутрисуставных инъекций, то даже одна инъекция может привести к артрозу. Сейчас вошли в моду артроскопические операции – сустав чистят, как будто это деревянная болванка: потер ее наждаком – и все в порядке, стала гладкая. Вмешательство нарушает целостность, энергетику сустава. И постепенно развивается дистрофия. Даже однократное вмешательство, например, резекция мениска, приводит через несколько лет к артрозу. И чем больше физическая активность человека, тем он быстрее наступит. Но правильное движение лечит, а неправильное – калечит. Простое махание руками и ногами ничего не дает, иначе все фитнес‑клубы были бы лечебными клиниками. У меня специальная система, я ее называю кинезитерапией, это упражнения с использованием специально разработанных тренажеров. Лечебная гимнастика дает фантастический результат – восстановление трудоспособности. Больному нужна трудоспособность, а не хрящ, который все равно не нарастет. Другое дело, что часто мы наблюдаем неправильную диагностику.
– Ставят диагноз «артроз», когда его нет?
– Как сегодня обследуют суставы? МРТ, КТ и рентген. Ну, могут еще сделать ультразвуковое исследование колена – это хорошо, оно показывает состояние мягких тканей. Но это все исследования в статике. Нужно проверить мышцы и связки в динамике, сделать миофасциальную диагностику на специальных тренажерах. Она показывает, может ли человек обойтись без операции, продержаться какое‑то время. Коленный сустав можно довольно долго и достаточно успешно лечить без операции. Но если боли усиливаются, долго терпеть такое состояние я никому не рекомендую. Не надо жить в страдании. Если есть возможность вернуться к нормальной трудоспособности, заменив сустав, не надо затягивать. А тазобедренный вообще долго не живет, если начался артроз. Ловят обычно уже запущенный сустав – тут срок до операции год‑два, не больше.
– Хирурги говорят, что со сроками у всех по‑разному.
– Сегодня я принимал пациента, который пришел ко мне с первыми признаками коксартроза девять лет назад. Я ему тогда сказал сразу: хрящ – не гриб после дождя, не вырастет, придется рано или поздно делать операцию. И вот в его случае оказалось, что можно очень долго ждать, притом что были сопутствующие заболевания – паховая грыжа, свищи всякие. Он сделал операцию и уже ходит, но еще прихрамывает, потому что надо научиться ходить после операции. У нас ведь врачи не учат человека не хромать. Они его поднимают спустя минимум две недели после замены сустава и назначают гимнастику ЛФК, которая является потерей времени.
– У нас плохо. А где хорошо?
– А везде плохо. В Германии я видел клиники, где есть тренажеры. Но врачи‑реабилитологи там работают примитивно. У нас нет даже тренажеров – выписывают домой под присмотр местного врача ЛФК. Вот в Америке есть реабилитация с тренажерами. Она стоит дополнительных денег, не все на это идут, вообще к ней есть вопросы, но она есть.
– Вы ведь эндопротезирование и соответствующую реабилитацию изучали на собственном опыте?
– Мне делали один тазобедренный сустав лет 10 назад.
– А я слышал, что оба.
–Нет, только один.
– Где?
– Мне сустав меняли в Бостоне. На тот момент в России это делали еще плохо, сейчас уже научились. Правда, суставчики подбирают не такие хорошие, как хотелось бы.
– Все‑таки странно: вы, специалист по лечению движением, я думаю, «поймали» болезнь на самом раннем этапе, приняли массу действенных мер – а все‑таки пришлось менять…
– Помимо причин, о которых я говорил, бывает идиопатический артроз – это когда его причина неясна. Или у врача не хватило терпения выяснить. Я считаю, что классическая причина подавляющего большинства артритов и артрозов – мышечная недостаточность конечностей.
– Как это произошло лично у вас?
– У меня очень долгая история травматического характера. Я давным‑давно попал в серьезную автомобильную аварию, произошел полный вывих сустава. У меня все сложно было – оторван голеностопный сустав с отрывом ахиллова сухожилия, мне его приколотили – прижился. Были разрушены большеберцовая и малоберцовая кости. Были компрессионные переломы поясничного отдела позвоночника, черепно‑мозговая травма. Две недели я был почти на том свете. Со временем переломы зажили, я перестал чувствовать позвоночник, даже голову восстановил после этой травмы, справился с амнезией.
– А сустав?
– Я тогда не был врачом. Мне вправили сустав, подержали на вытяжке и даже не сказали, чем это грозит. Если бы я хотя бы услышал слово «коксартроз», я бы взял литературу и почитал. Но у нас, конечно, медицина в этом плане… Особая. Если бы мне дали правильную установку, я бы, возможно, обошелся без операции и сохранил свой сустав. Но я действовал на ощупь и начал делать то, что сейчас, как врач, категорически запрещаю – заниматься спортом. Сустав не выдержал испытаний физическими нагрузками и развалился. Я поступил в медицинский институт и обнаружил, что у нас не изучают законов здоровья. Изучают болезни. Потом‑то я разработал методику, понял суставы. С костылем перестал ходить после третьей операции. Причем первые две были на самом деле не нужны.
– Как это так – ну нужно было, ну прооперировали?
– Знаете, я встречал совершенно дикие случаи, когда вместо больного сустава оперировали здоровый, но не будем об этом. Здесь речь о гипердиагностике. На снимке я вижу здоровый сустав, суставные поверхности конгруэнтны, но сустав болит, отекает, и человеку могут назначить операцию. По моим наблюдениям, это примерно 15% всех операций. Разные бывают навязанные операции. Некоторые больницы навязывают, например, венотомию – удаление вен, – когда она не нужна. Может, здесь есть и корыстный интерес.
– Вы, кстати, не только врач, но и бизнесмен. Судя по сайту, у вас несколько десятков центров?
– В России – за сотню. Но цифра все время меняется, потому что если кто‑то вовремя не проходит лицензирование, сертификацию, я его снимаю с сайта. Кто сертифицирует? Я. У меня же институт, кафедра, коллектив педагогов, которые этим занимаются. Я профессор.
– Это все ваши центры?
– Нет, я не такой сетевик, как вы думаете. У меня даже сейчас нет таких денег, чтобы самому построить Центр Бубновского. В Москве есть шесть центров, где я являюсь одним из учредителей.
– Контролирующим акционером?
– Конечно, контролирующим. Я же отвечаю за всю медицину.
– Я имею в виду долю в этих шести компаниях – она больше 50%?
– Само собой. Есть у меня также в Севастополе свой центр, в Ивановской области. А остальные не мои. Может, если вернуться назад, я бы по‑другому строил политику. Сейчас я понемногу стараюсь увеличить контроль в возможно большем числе центров, чтобы они не нарушали технологию. Вообще, я же автор методики, у меня патенты, люди приходят, обучаются и получают лицензию и потом открывают центры с обязательством дообучения, повышения квалификации. Работаем по договору франшизы. Конечно, я не бедный человек. Но если бы пораньше законы про авторские права появились в России, я бы был уже очень богатым человеком.
– Сколько вам платят франчайзи?
– Все решается индивидуально. Прежде всего, человек должен заплатить мне за обучение сотрудников. Это, будем говорить, часть моей зарплаты. Он должен найти помещение, купить тренажеры, все оборудовать, а дальше идет своим путем. Я могу поучаствовать, если мне это выгодно и интересно.
[В отделе франчайзинга Центра доктора Бубновского VADEMECUM в ответ на запрос сообщили базовые требования к франчайзи, определяющие в том числе и доходы франчайзера от открытия нового центра. Паушальный взнос – 1 млн рублей. Обучение персонала (минимум два врача, шесть инструкторов и один администратор) – от 400 тысяч рублей. Ежемесячные платежи – от 20 до 60 тысяч рублей. Таким образом, только эти платежи приносят Центру доктора Бубновского от 24 до 72 млн рублей ежегодно. – VADEMECUM]
– Сколько у вас пациентов в год?
– Мой большой московский центр [в Сокольниках. – VADEMECUM] принимает от 8 до 10 тысяч пациентов в год. В других, я думаю, под 5 тысяч. Так что умножайте 5 тысяч на 100. Но не могу сказать, что все больные у меня остаются, потому что среднестатистический больной ленив, труслив и слаб. Ему верится, что он вылечится спокойными лекарствами или хирургическими методами. Повторю, самая большая беда у нас, что врач делает хорошо, а реабилитации нет.
– Ни в одном лечебном учреждении страны?
– Ну, можно назвать санаторий в поселке Голубое, где спортсменов лечат. Там набор средств хороший, правда, методику они применяют неважно. Относительно хорошая реабилитация на Иваньковском шоссе [в Лечебно‑реабилитационном центре Минздрава. – VADEMECUM]. А лекарственная терапия и в реабилитации не нужна. Один батюшка мне так сказал: лекарства – от гордыни. Большинство людей, которые верят в лекарства, страдают от гордыни. Они такие белые, пушистые, а болезнь, выходит, поселилась случайно, ее надо отравить, убрать. Нет, я не то чтобы вообще против лекарств. Неотложной медицины без лекарств не бывает. Куда ж без лекарств, когда человек без сознания. Но если вместо реабилитации мы переходим на таблетки, осложнений будет море. Если врач при лечении больных суставов назначает таблетки, он расписывается в собственной некомпетентности. Реабилитация с помощью движения должна начинаться как можно скорее.
– А можно немножко подождать, если сильно болит?
– Есть золотое правило медицины: неиспользование скелетной мускулатуры ухудшает состояние всех органов и систем. Если лежишь и пошевелиться не можешь – одно дело. А если открыл глаза и понимаешь, где ты и что ты – начинай двигаться.
Алексей Каменский, 16.02.2015, Vademec